Вальс на прощание - Страница 51

Доктор Шкрета посмотрел на обоих заявителей и неприязненно покачал головой:

— Мне грустно смотреть на вас. Вы знаете, какие мы здесь прилагаем усилия, чтобы вернуть несчастным бесплодным женщинам способность иметь детей? А вы, люди молодые, здоровые и рослые, добровольно избавляетесь от самого ценного в жизни. Я настоятельно обращаю ваше внимание на то, что наша комиссия создана не для содействия абортам, а для их упорядочения.

Обе женщины утвердительно замурлыкали, а доктор Шкрета продолжал наставлять обоих заявителей. У Климы громко стучало сердце. Хотя он и понимал, что доктор Шкрета адресует свои речи вовсе не ему, а двум членам комиссии, которые всей мощью своих материнских животов ненавидели молодых, не желающих рожать женщин, но он до ужаса боялся, что эти слова собьют с толку Ружену. Разве минуту назад она не сказала ему, что все еще не приняла окончательного решения?

— Ради чего вы собираетесь жить? — продолжал доктор Шкрета.— Жизнь без детей что дерево без листвы. Будь моя воля, я запретил бы аборты. Разве вас не пугает, что год от года популяция сокращается? И это у нас, где забота о матери и ребенке возведена на такой уровень, как нигде в мире! У нас, где никто не должен бояться за свое будущее!

Обе женщины опять утвердительно замурлыкали, а доктор Шкрета гнул свое:

— Товарищ женат и теперь боится взять на себя все последствия безответственной сексуальной связи. Однако вам следовало бы думать об этом раньше, товарищ!

Доктор Шкрета чуть помолчал и снова обратился к Климе:

— У вас нет детей. Вы действительно не можете ради этого зачатого ребенка развестись со своей женой?

— Не могу,— сказал Клима.

— Я знаю,— вздохнул доктор Шкрета.— Я получил сведения от психиатра, что пани Климова страдает суицидным синдромом. Рождение ребенка создало бы угрозу ее жизни, разрушило бы этот брак, а сестра Ружена стала бы матерью-одиночкой. Что прикажете делать,— вздохнул еще раз доктор Шкрета и пододвинул бланк к членам комиссии — обе дамы тоже вздохнули и в надлежащей графе поставили свои подписи.

— Явитесь для оперативного вмешательства на будущей неделе в понедельник, к восьми часам утра,— сказал доктор Шкрета Ружене и дал понять, что она может уйти.

— А вы останьтесь здесь,— обратилась одна из толстух к Климе. Когда Ружена ушла, женщина сказала: — Пресечение беременности не такая уж безобидная вещь, как вам кажется. Происходит большая потеря крови. Своей безответственностью вы отняли у женщины кровь и потому извольте, справедливости ради, отдать свою.— Она подсунула Климе какой-то бланк и сказала: — Распишитесь здесь.

Смущенный Клима послушно расписался.

— Это заявление от добровольных доноров. Вы можете зайти в соседний кабинет, сестра возьмет у вас кровь.

12

Ружена прошла приемную с опущенными глазами и увидала Франтишека уже в коридоре, когда он окликнул ее.

— Где ты была?

Испугавшись свирепого выражения его лица, она ускорила шаг.

— Я спрашиваю, где ты была?

— Тебе-то что!

— Я знаю, где ты была.

— Если знаешь, не спрашивай.

Они спускались по лестнице, Ружена очень спешила, стараясь уйти от Франтишека и разговора с ним.

— Это была абортная комиссия.

Ружена молчала. Они вышли на улицу.

— Это была абортная комиссия. Я знаю. И ты хочешь избавиться от ребенка.

— Сделаю то, что захочу.

— Нет, не сделаешь того, что захочешь. Это меня тоже касается.

Ружена торопилась, чуть ли не бежала. Франтишек бежал за ней. Когда они были уже у ворот водолечебницы, она сказала:

— Только посмей идти за мной. Я уже на работе. Не мешай мне работать.

Франтишек был взбешен:

— Посмей мне только что-нибудь сказать!

— У тебя нет никакого права!

— Это у тебя не было никакого права!

Ружена вбежала в здание, Франтишек — за ней.

13

Якуб был счастлив, что все уже позади и ему остается последнее: проститься со Шкретой. Он медленно пошел от курортного здания к дому Маркса.

Издали навстречу ему по широкой аллее шла пани учительница, а за ней ребятишек двадцать из детского сада. У пани учительницы в руке был длинный красный шнур, и все дети, следовавшие за ней гуськом, держались за него. Дети шли медленно, и учительница, указывая на кусты и деревья, перечисляла их названия. Якуб остановился, он плохо разбирался в естествознании и всякий раз забывал, что клен называется кленом, а граб — грабом.

— Это липа,— указала учительница на пожелтевшее раскидистое дерево.

Якуб оглядел детей. Все они были в синих курточках и красных шапочках и выглядели родными братьями. Он присмотрелся к их лицам, и ему показалось, что не только одеждой, но и лицами они похожи друг на друга. По крайней мере у семерых из них он обнаружил приметно большие носы и широкие губы. Они были похожи на доктора Шкрету.

Он вспомнил носатого ребенка хозяев трактира. Неужто евгеническая мечта Шкреты была не только игрой фантазии? Неужто в этом крае и вправду родятся дети великого отца Шкреты?

Якубу стало смешно. Все эти дети выглядят одинаково, потому что все дети на свете похожи друг на друга. Но потом снова мелькнула мысль: а что, если доктор Шкрета и вправду осуществляет свой удивительный проект? И почему не могут осуществляться удивительные проекты?

— А там что, дети?

— Береза! — ответил маленький Шкрета; да, это был вылитый Шкрета; у него был не только большой нос, но и очечки, и носовой выговор, делающий речь друга Якуба столь трогательно смешной.